Ислам и его особенности в Аджарии

Статья посвящена бытованию ислама в Аджарии и описанию его особенностей. Специфика ислама в регионе связана как с историей, так и с современными процессами в обществе. В работе был проведен сравнительный анализ ситуации в двух общинах, где различные факторы повлияли на сохранение либо ослабление религиозности. Этот анализ приобретает особую актуальность, если рассматривать его в контексте формирования межконфессиональных отношений, особенно учитывая современную ситуацию в Грузии.

Среди всех этнографических групп в Грузии аджарцы являются самым многочисленным мусульманским населением. Несмотря на разнообразие литературы по этому вопросу, детально аспекты распространения ислама в Аджарии еще не проанализированы. Я постарался частично восполнить этот пробел.

Для работы был использован этнологический подход. Такой метод акцентирует интерес на культуре и быте народа, особенно в сложных ситуациях (политический кризис, контакты с маргинальными группами), и дает возможность без особых трудностей устанавливать отношения и беседовать с людьми. По мере упрочения контактов с информантами, я без особых проблем касался в том числе и “сложных” тем.

В процессе полевого исследования сначала устанавливался контакт со “знатоками жизни” в исследуемых общинах. В дальнейшем большая часть информации поступала именно от них. Эти люди помогали установить контакты с последующими информантами. Были проведены свободные глубинные интервью как с представителями духовенства (руководящий состав, рядовые имамы, учителя медресе), так и с верующими (как глубоко религиозные люди, так и менее жестко соблюдающие обряды), а также с приверженцами других религий, проживающих в исследуемых селениях.

Для усиления аргументации при обобщениях были проведены параллельные исследования в других общинах. Для сбора информации я использовал, в основном, метод интервью (главным образом, полуструктурированные, как индивидуальные, так и групповые), проводил неформальные беседы. В ходе интервьюирования я разработал определенный гайд, что позволило впоследствии эффективнее сравнивать полученные материалы. Вопросы были нацелены на сбор информации об исламе, мечетях, особенностях бытования религии. Для лучшего понимания ситуации проводилось “участвующее наблюдение”.

Описание двух выбранных общин (высокогорной – Горджомской и равнинной – Хелвачаурской) в перспективе деятельности мечети и духовенства не предполагает освещения всех аспектов их специфики из-за ограниченности объема статьи. Вместе с тем ряд интересных вопросов пока проанализирован не полностью (например, взаимоотношения политики и религии). Больше внимания здесь уделяется малоисследованным темам.

Для целостного понимания процесса распространения ислама в Аджарии и его особенностей хочу привести сначала краткую историческую справку. Ислам распространился в Аджарии в период завоевания Османской империей (XV-XIX вв.). Но процесс его становления был сложным. По утверждению Н. Кахидзе, только в XIX веке завоевателям удается закрепиться и начать строительство оплота веры – мечетей.[1] В 1878 г. в итоге русско–турецкой войны по Сан-Стефанскому договору и решениям Берлинского конгресса территории грузинских юго–западных административных единиц вошли в состав Российской империи. Длительность процесса укрепления Российской империи на Кавказе была связана во многом с религиозным фактором. Поэтому царское правительство пыталось определить свое отношение к мусульманским общинам и установить над ними контроль для формирования лояльности к власти. Это производилось в трех направлениях: “создание духовного управления,[2] подготовка мусульманских кадров на местах и ограничение выезда за границу для получения религиозного образования или звания”.[3]

К моменту ликвидации независимости Грузии (1921 г.) в Аджарии действовали 158 мечетей. К 1929 году в Аджарии также функционировали пять высших медресе и 150 начальных духовных училищ. С приходом новой власти, начинается новая политика по отношению к религии. И хотя в течение ближайших двух лет число духовных училищ увеличивается до 172,[4] с другой стороны, еще декретом 1924 года в Аджарии был упразднен шариатский суд и созданы женские комитеты. В 1926 году из школьных курсов изымаются религиозные предметы. В том же году упраздняется мусульманское духовное управление Аджарии, а с 1929 года, когда принимается положение о всеобщем образовании, началось упразднение духовных училищ.[5] 20 июля 1929 года стартовала кампания по снятию чадры. Процесс укрепления советской власти шел далеко не гладко, на что указывают антисоветские выступления 1925-30 гг. (в том числе протурецкого и панисламистского толка).[6] К 1930 году советская власть берет ситуацию под свой контроль и далее, уже действуя “от имени народа”, закрывает мечети. Здания мечетей перестраиваются под хозяйственные (склад, магазин и т.д.) или иные нужды (сельсовет, больница и т.д.).

Несмотря на поддержку впоследствии населением и духовенством, власть не сильно доверяла местному населению, особенно мусульманскому. Массовые репрессии не обошли стороной и Аджарию. Так, во избежание обострения ситуации, по постановлению Государственного комитета обороны СССР от 15 ноября 1944 года из приграничной зоны было выселено мусульманское население, всего 15.568 семей (69.869 человек), в том числе из Аджарии 1.770 семей.[7]

Изменение отношения к религии стало заметно в 1950-60-е годы, когда государство допускает определенную свободу вероисповедания.[8] В этот период снова открывается Батумская центральная мечеть. Однако в дальнейшем серьезных изменений не произошло. Новые процессы начинаются в конце 1980-х гг., когда с политикой гласности возрождаются религиозные общины, восстанавливаются мечети (сначала их восстанавливают как здания, а потом уже и как культовые сооружения). С 90-х годов начинается бурный процесс реисламизации, характерный активным восстановлением или строительством культовых сооружений и религиозных учебных заведений,[9] увеличением числа верующих и лиц с религиозным образованием.[10] Современный период независимой Грузии характерен тенденциозной неопределенностью религиозной политики вместе с “особым” отношением к религиозным меньшинствам.[11]

Сегодня специфика ислама по-разному отражается в различных общинах. Выбор объектов исследования определялся рядом факторов: в обеих исследованных общинах действуют старые мечети, которые играют важную роль и для района, и для Аджарии в целом, что позволяет выводы обобщать. В этих общинах представлен широкий спектр как духовенства, так и рядовых верующих; При наблюдении вырисовываются определенные особенности, характерные только для этих общин. Все вышеперечисленные соображения, относяшиеся к методике и специфике этнологического подхода, были мной сформулированы при участии Н.Мгеладзе, стратегия же качественных исследований – при помощи В.Воронкова.[12] В процессе анализа я ориентировался на труд Т. Саидбаева,[13] в котором детально рассмотрена история ислама и его влияние на общественную жизнь. Для исследования были также важны работы Р. Андриашвили и Г. Саникидзе.[14] В методологическом плане мы основывались на походе Г. Читая, который базируется на трех принципах: “тотальная дескрипция, историзм и этноспецифика”.[15] Также были приняты во внимание работы Л. Меликишвили и М. Харшилава[16] и монография В. Семеновой.[17] При создании текста были использованы полевые записи и другие материалы, собранные мной во время проведения исследования в отдельных селениях.[18]

Сопоставляя те примеры, которые позволяют понять различия между горной и равнинной общинами, я пришел к выводу, что основная причина заключается в степени доступности города с его особой культурной средой. Отдаленное положение оказывает влияние, с одной стороны, на характер работы государственных институтов (образование, информация, управление и т.д.), а с другой, – на местные особенности (хозяйство, быт и т.д.). Как известно, для формирования гражданской, этнической, религиозной или другой идентичности важную роль играет связь между разными частями территории. Если связь между общинами утеряна или ослабла, то изолированное развитие формирует особую специфику. Поэтому при сравнении общин важно определить, насколько те или иные практики понимаются в общинах по–разному.

Для начала разберем те характерные особенности, которые мешают взаимоотношениям и взаимовлиянию общин. Горное селение находится на расстоянии 9 км от центральной магистрали, от районного центра – на расстоянии 14 км, а от Батуми – 101 км.[19] Как следствие отдаленности от города и сложности рельефа дорога к селению находится в очень плохом состоянии. Общественный транспорт весьма ограничен и представлен старыми автобусами (есть и микроавтобусы), которые, к тому же, населением используются для грузоперевозок (сельскохозяйственные продукты или связанные с ними товары). Маршрутный автобус совершает один рейс в день. После 10 часов утра из селения почти невозможно выехать.

Равнинное селение расположено на расстоянии 0,5 км от центральной дороги, 14 км от районного центра и 15 км от Батуми.[20] Так как большая часть дороги имеет высокий статус, то ее качество довольно хорошее, в селении же она была заасфальтирована, хотя и повреждена. Общественный транспорт представлен микроавтобусами, которые позволяют за 30-40 минут добраться до города практически регулярно. Поэтому по сравнению с горным селением не появляется ощущения изолированности и ограниченности.

В горном селении сам факт наличия работы имеет очень большое значение, так как возможность получения жителями другого дохода очень мала, а при суровом климате и малоземельности, часто является единственным источником выживания. Ведущей отраслью хозяйства здесь является кочевое (точнее, полукочевое) скотоводство, а земледелие играет второстепенную роль.[21] При минимальных финансовых ресурсах население вынуждено частично продавать продукты местного производства (в основном, картофель), стараясь в максимально сжатые сроки собрать определенное количество основных продуктов и отопительных средств (дрова). Жители селения постоянно заняты на сложных сезонных работах, смиряясь с обязательностью и безысходностью тяжелого физического труда уже с малых лет. Также возрастает важность родственных и соседских связей. Поэтому при возникновении проблем основные решения принимаются при участии семьи, родственников, соседей.

В равнинной зоне занятость в собственном хозяйстве принимает вспомогательный характер. Основной сельскохозяйственной культурой здесь являются субтропические растения (цитрусы), и с падением доходов цитрусы превращаются в средство увеличения семейного бюджета. Часть населения занимается производством сельскохозяйственных продуктов, которые продают на рынке. Доходы формируются также зарплатой и пенсиями. Разделение труда в хозяйстве, в отличие от горного селения, здесь слабо выражено, вследствие чего есть возможность выбора профессии и планов на будущее. Влияние родственно–соседских связей невелико или даже вообще не играет роли. Занятость среди молодежи незначительна, а влияние доступной городской инфраструктуры, напротив, очень велико. Население живет почти исключительно семейными интересами, и так как практики реальной взаимопомощи здесь не развиты, то нет и особой мотивации для взаимоотношений с односельчанами. В целом, отношения в селении регулируются формальными институтами, хотя наличествуют примеры решений и при помощи неформальных правил (посредники, авторитеты), сохраняются остатки традиционного права. В этих условиях поведение жестко не регулируется, а влияние традиции и религии слабое.

В горном селе население относится к одной этнической группе – грузинам,[22] тогда как в равнинном селении проживают представители разных этнических групп. Это влияет на формирование культурных представлений.

В горном Горджоми существуют проблемы с приемом телевизионных передач (до мая 2004 г. можно было принимать лишь близкие к власти “Аджарию” и тбилисский “Первый канал”, а также ряд турецких каналов, позже добавились относительно независимые “Рустави 2” и “Имеди”). Слабая транспортная доступность делает невозможным получать свежую прессу. Это серьезно ограничивает понимание населением разных проблем, особенно политических, что объясняет огромное влияние официальной пропаганды, минимизируя свободный выбор. В равнинном Хелвачаури можно принимать как все основные каналы, так и местное региональное телевидение. Обсуждается возможность кабельного телевидения. Пресса, хотя напрямую и не поступает в селение, но легко доступна. Доступность разнообразной информации позволяет населению относительно независимо формировать свое отношение к отдельным проблемам.

В горном селении основные культурные мероприятия связаны с праздниками. Их значимость идет в такой последовательности: религиозные, традиционные местные, государственные. Это, со своей стороны, помогает консервировать традиционные представления, хотя отдельные изменения в жизни людей трудно отрицать. Равнинная же община находится под сильным влиянием батумской культурной жизни. Отмечаются как праздники светские, так и религиозные. Их отмечают и те, кого религия мало интересует. Кстати, старую мечеть при коммунистах здесь использовали под “контору” (здание сельсовета) и клуб, поэтому возвращение здания верующим проходило с осложнениями.

Организация светского образования в горной части явно неудовлетворительна, результатом чего явилось широкое распространение религиозного образования, тогда как в равнинной части все наоборот.

Обратимся теперь к конкретным проблемам функционирования мечети. Как известно, мечеть – это мусульманское культовое сооружение.[23] Но в Аджарии вместо мечети используется термин “джаме”, который обозначает большую, соборную мечеть. Как считается, это турецкое влияние.[24] В Аджарии классификацию мечетей можно проводить по разным критериям. Основная классификация, по нашему мнению, должна быть связана с функциональным предназначением мечетей. Так, они делятся на центральную мечеть (Батумская мечеть-центр и резиденция муфтия Аджарского мусульманского духовного управления), центральные районные мечети (центр районных духовных управлений), центральные мечети общин, остальные мечети. Также выделяются сезонные мечети, связанные с полукочевым образом жизни населения высокогорья.

Из–за неопределенности действий официальных властей трудно определить число зарегистрированных мечетей, поэтому основная их часть действует полулегально. К тому же, очень часто местное население, в основном, в горной части, мечетью называет мусульманские духовные школы («медресе”, как ее именуют местные жители). Но так обозначают только те медресе, которые открыты в местах, где не построены мечети, и которые используются для молитвы. Эта ситуация характерна не только для Аджарии, проблемы полноты списка отмечены и в России. “Так, в 1980 году, по свидетельству Г. Михайлова, начальника Отдела по связям с религиозными организациями Совета Министров РСФСР, имели официальное разрешение на отправление культа 335 имамов и мулл, тогда как 1245 совершали обряды без регистрации”,[25] и далее: “Точно так же существует разрыв между числом зарегистрированных и не прошедших регистрацию мечетей. По данным муфтия С.-М. Абубакарова, на 1997 год их было в России три с половиной тысячи, тогда как кавказовед В.Бобровников на конец 1994 года располагал сведениями более чем о пяти тысячах мечетей”.[26] С другой стороны, для молитвы ислам не требует культового сооружения, так как при наступлении времени молитвы при определенных условиях можно молиться в любом месте. Поэтому существует и определенное число молельных домов. Сейчас насчитывается более 100 таких культовых сооружений.

В Аджарии, по мнению местных жителей, мечети используются только для религиозных нужд. Что касается их использования для мирских дел (обсуждение местных проблем, политики, экономики и т.д.), такая функция была более присуща мечетям в Центральной Азии и Казахстане,[27] хотя схожие случаи имели место и в Аджарии. Примером может служить февраль 1917 года, когда в сложных политических условиях патриотически настроенная часть населения созвала представительное собрание в Батумской мечети и основала “Комитет грузинских мусульман” и там же провела несколько собраний.[28] Мне же удалось в одной из общин наблюдать во дворе мечети, как во время предвыборной кампании один из кандидатов встречался с пришедшими на молитву жителями селения, местным духовенством, а также специально приглашенными почетными имамами. Схожие факты имели место и в других горных общинах, чего не случалось на равнине.

В горах местное население для таких сборов использует общинную площадь,[29] и особенно “шадревани” – место омовения. Это подтверждает важную социальную роль здания и территории, и, как указывает П. Бурдье, “социальное пространство – не физическое пространство, но оно стремится реализоваться в нем более или менее полно и точно”.[30] И данное перевоплощение может производиться множественными способами. Как мы видим, определенное социальное пространство превращается в особое табуированное и уважаемое, начиная под влиянием местных особенностей (культура, религия, быт) играть роль социального центра. “Реализованное физически социальное пространство представляет собой распределение в физическом пространстве различных благ и услуг, а также индивидуальных агентов и групп, локализованных физически (как тела, привязанные к постоянному месту: закрепленное место жительства или главное место обитания) и обладающих возможностями присвоения этих более или менее значительных благ и услуг (в зависимости от имеющегося у них капитала, а также от физической дистанции, отделяющей от этих благ, которая сама в свою очередь зависит от их капитала)”.[31]

В подтверждение этого вывода приведем еще один пример взаимовлияния и взаимоналожения социального и физического пространства. В Аджарии мечеть, в основном, располагается в центре населенных пунктов. Очень часто рядом с мечетью располагается местное, семейное или другое кладбище.[32] Встречаются старые кладбища с арабскими надписями, которые местное население называет “кладбище ходжей”. Рядом с некоторыми мечетями (особенно в горных селениях) встречаются могилы людей неместного происхождения, которые оставляли завещание похоронить их именно здесь. Такие кладбища считались престижными. В равнинном селении рядом с мечетью мы зафиксировали такое захоронение, оно принадлежало первому духовному лицу мечети, но из-за сложной истории кладбища (его в советский период несколько раз упраздняли и восстанавливали) не удалось получить точные сведения. Захоронения имеют “мусульманский вид”. В горном селении могилы особо не украшены. Указываются лишь место головы и ног покойного (голова направлена на запад), в надписях фиксируется его имя и годы жизни и смерти. В равнинной части такого рода могилы очень редки, большинство же имеет богатое убранство, украшается мрамором, надписями и изображением покойного. Мы можем наблюдать таким образом пример определяющего влияния религии в горах и приоритет эстетического (показная расточительность[33]) на равнине.

Мечети в Аджарии строятся под влиянием местных культурных традиций, имеют квадратную планировку и по внешнему виду чаще напоминают жилой дом, что определено строительной традицией.[34] Мечети, расположенные в горной части, в основном, построены из дерева. Как известно, мечети строятся с ориентацией на юг (в сторону Мекки). Но такая специфика заметна и в планировке обычного жилого дома, и на это обращает внимание население горной части.[35] В некоторых случаях здания сознательно проектируются в южном направлении.

В большинстве мечети двухэтажны. Второй этаж (точнее, полуэтаж) имеет форму трехстороннего балкона (антресоль), который обращен в сторону Мекки. Назначение этого этажа трактуется по-разному. Считается, что он предназначен для большого количества молящихся. Как отмечают жители горных селений, и на праздниках, и на ежедневных молитвах число этих людей очень велико. В равнинной части молящиеся немногочисленны, но их число увеличивается в праздники. Именно для этого и используется второй этаж.

Среди прихожан преобладают люди среднего и пожилого возраста, которые довольно ревностно придерживаются всех правил. Высокую посещаемость мечети людьми в возрасте я бы объяснил наличием у них свободного времени. Часто среди прихожан встречаются люди, которые, достигая определенного возраста, по разным причинам “вдруг” начинают жить по религиозным установлениям. Многие из них не скрывают своего “греховного прошлого”, и этот факт вызывает – особенно в равнинной части – негодование и, вследствие этого, недоверие как к религиозности таких людей, так и к религии вообще.

Нужно отметить, что по сравнению с горным селением, в равнинном молодежь мало религиозна. Как мне рассказал один из информантов, “... наша местная молодежь более не ходит. До того ходили и более маленькие, а так мало. Мало-помалу, одним словом, с той стороны, где больше переехавших [из горных селений – Р.Б.], те больше были заинтересованы и втянули молодежь. Местные что–то крутыми стали, <...>,[36] ни один не ходит”.[37] Это высказывание позволяет оценить возрастную структуру верующих.

 Также нужно подчеркнуть, что религиозность “переехавших” влияет на общую религиозность. Так, занятие определенного физического пространства “приезжими” автоматически включает их в социальные взаимоотношения. Они включаются в сложные отношения (это выражается в молитве), что при особом “капитале” (капитал религиозности) делает их социальную функцию более значимой, превращая их в главное действующее лицо взаимоотношений. Это приводит к формированию “нового”, “их порядка”, с целью “…конструирования гомогенных групп на пространственной основе”.[38] Эта особенность, выраженная в переносе религиозности, придает особую специфику исламу в Аджарии.

Продолжая тему второго этажа, следует отметить, что, по сообщениям других информантов, считается, что второй этаж предназначен для женщин. Как отметили в одной горной общине, “женщины ходят в мечеть во время Рамадана, при ночной молитве, и находятся на втором этаже, там, где защищено занавеской”.[39] Вообще–то считается недозволенным, чтобы при молитве женщина сидела впереди или рядом с мужчиной, да и вообще чтобы мужчина увидел женщину – в этом случае молитва считается недейственной. В Аджарии, как и в других частях региона распространения ислама, не принято, чтобы женщина молилась в мечети, что, в основном, объясняется проблемой чистоты (хотя в каждом регионе имеются свои особенности). Поэтому некоторые исследователи считают мечеть “мужским домом”.[40] Однако для проведения определенных ритуалов (в основном, во время похорон) требуются женщины, способные сделать все “по правилам”, поэтому эта особенность учитывается общиной. Так, во время интервью с группой информантов, где беседа шла о духовенстве вообще, я затронул эту тему, на что получил ответ, что “женщины не ходят в мечеть. Вообще право имеют, но молятся дома. Сейчас существуют такие женщины: женщина-ходжа <...> Вообще женщина–ходжа не может вести молитву как имам, не происходит такого и не бывает. Если есть мужчина, то он ведет молитву. Они, в основном, ведут службу на покойника. Женщины молятся дома. В период, в час наступления времени молитвы встают и молятся”.[41] Такая специфика хорошо заметна в горных селениях, но в равнинной общине она почти не наблюдается, что указывает на жесткое распределение гендерных ролей в ритуальной сфере.

Далее я опишу краткую историю самих мечетей, что позволит сконструировать историю формирования “общинной религиозности”, т.е. определенную территориальную религиозность в различных условиях существования.

Историю про Горджомскую мечеть я записал как в самой общине, так и в селении Зоти, Чохатаурского района Грузии.[42] В горах по сей день помнят эту историю во многих подробностях. В конце XIX и начале XX века из-за быстрого увеличения населения общины местная мечеть не вмещала всех верующих. Старейшины несколько раз собирались для решения проблемы. На одно такое совещание об увеличении площади старой деревянной мечети попал раннее переселившийся в с.Зоти человек, который проходил мимо и не поздоровался. Старейшины потребовали объяснения непочтительности. Тот ответил, что столь благородные и видные люди заслуживают новой большой мечети, а не всего лишь увеличения старой. В свою очередь, ему объяснили, что это потребует стройматериалов (чем община не располагала) и больших расходов. В ответ гость пообещал помочь (его селение располагало ресурсами). Так и случилось. Общими усилиями мечеть была построена в 1900-1902 гг. Как видим, в горном селении рост численности населения стимулировал строительство новой мечети. При схожей ситуации несколько лет назад мечеть с. Дидачара была разобрана и передана соседней общине, а в селении построили новую мечеть. Эти факты указывают на сильную религиозную и социальную функцию мечети в горной части.

Детали истории Хелвачаурской мечети мало известны. Длительное использование помещения мечети под некультовое сооружение привело к ослаблению интереса и утере многих сведений. История же мечети вкратце следующая. Она построена в конце XIX или начале XX века. Считается, что ее построили вскоре после возведения одной из батумских мечетей, в строительстве которой участвовали местные жители. Руководили строительством несколько видных родов, которые выделили земли из своих владений. Строительство шло организованно. Часть земли, переданная для мечети, была использована под кладбище. Нужно отметить, что сегодня термин “вакф” местным населением понимается как неприбыльная земля, в основном, как кладбище. Как следует из приводимого анализа, в начале XX века значение религии в равнинной части было столь же серьезным, как и в горной, а строительство мечети считалось “делом чести”. Вышеописанная история помогает лучше понять эффективность атеистической пропаганды, результатом которой стало резкое снижение религиозности населения. Из сопоставления двух приведенных историй видно, что атеистическое влияние оказалось прямо пропорциональным доступности города, что отразилось на различиях в практиках трансформации религиозности.

История советского периода сохранилась в обеих общинах более детально. Так, Горджомскую мечеть в 1938 г. по “просьбам населения” закрыли, срезали минарет, здание решили использовать как клуб, а позже устроили там склад. Через некоторое время здание обветшало, поэтому его отремонтировали и временно стали использовать как музей, а в 1980-е годы (снова по “просьбам населения”!) вернули зданию культовое значение, восстановив его уже как мечеть.

В равнинной общине история почти похожа, но с тем различием, что в равнинных селениях мечети эксплуатировали так варварски, что они быстро превращались в руины. Поэтому большая часть мечетей здесь разрушена, а детали их истории утеряны. Здание Хелвачаурской мечети во время Второй мировой войны использовалось как военный штаб, а позже одновременно как помещение для сельской администрации и как клуб (частично даже как магазин). Поэтому сегодня здание похоже на административную постройку. Мы заметили, что молодежь эту постройку называла “контора” (на вопрос “Куда ты направляешься?” отвечали: “В контору”).

Эта ситуация – не наблюдаемая в горном селении – указывает на потерю религиозно–культовой функции и превращение мечети (как культового строения) в здание административного или обыденного характера. С некоторых пор, когда мечеть была восстановлена, в обиход опять входит это обозначение.

Кстати, влияние ислама, или точнее мечети, на топонимику в Аджарии, значительно. Так, во время вхождения Батуми в состав Российской империи, в городе насчитывалось четыре района, три из которых получили свое название под влиянием расположенных там мечетей.[43] И в горной части фиксируется топоним “Джамикари” (дословно: дверь мечети), некоторые части селений получали название по тому же принципу.[44]

К числу важнейших частей мечети принадлежит минарет, с которого муэдзин призывает верующих к молитве. В Аджарии минареты встречаются редко, в основном, в горных селениях. Чаще встречается совмещение невысокой башни с верхней острой частью крыши мечети. Очень часто минарет оснащен звукопередающим устройством. В отдельных случаях, главным образом, в равнинной части (например, в исследуемом селении) такое устройство устанавливается прямо на крыше. В горных селениях такое бывало только в случае разрушения мечетей в советское время, а на равнине – из–за трудностей в его использовании. Во время работы в горной общине я наблюдал одновременный призыв к молитве с разных мечетей, что создает довольно сильный эффект. Ввиду этого большинство местных жителей хорошо разбирается в особенностях чтения азана[45] и качестве “его исполнения”. Они профессионально оценивают голос, знания, опыт муэдзина, что является отличительной особенностью гор.

В равнинной части ситуация другая. Большинство уже отвыкло от такого ритуала, лишь часть населения относится к чтению азана позитивно, другие же воспринимают его с недоверием, скептически, а кто-то и прямо враждебно. В этой связи не раз возникали конфликты между верующими (напоминаем, что их немного) и другими жителями селения. Например, в разговорах со мной не раз возникала тема минарета и отношения к чтению азана. Можно утверждать, что во многих равнинных селениях население часто выражало протест по поводу “шума”, связанного с призывом к молитве. Были случаи, когда настоятельное требование прекратить “нарушение спокойствия” влекло за собой экстремальные поступки. Так, в беседе с участником подобного инцидента, я узнал, что он неоднократно требовал прекратить “это”, а поскольку ничего не менялось, то он “принял меры”, “и в гневе, взял автомат и выстрелил во время чтения азана в звуковой аппарат”.[46]

Схожий факт произошел и с Хелвачаурской мечетью, из-за чего у мечети сегодня нет минарета, а азан читается, в основном, в пятничную молитву. Имам мечети мне рассказал: “Один период были такие проблемы при чтении азана. Был один человек, который пытался что-то сделать, чтобы не было азана, так как дети боятся и что-то такое еще подобное <...> у нас сложности ночью и утром, во время ночного и утреннего чтения, потому что не хотим, чтобы кто-нибудь разозлился и сказал что-то лишне, нехорошее, а так бы мы и тогда читали. Есть такие люди, которым это нравится. Просто те, которые говорят, чтобы мы читали во время поста, <...> чтобы мы знали, когда надо прервать прием пищи, <...> когда должны начать прием пищи. У многих существует это желание, но есть часть людей, которые усложняют все, создают сложности. Если сказать точнее, азан пугает детей, но и они мусульмане, просто сон берегут, не хотят, чтобы сон нарушался, а так они и сами мусульмане и верующие, но все равно им сложно, просят, чтобы утром и вечером не читали. Насчет другого проблем нет, мало-помалу... Осложнения были. Была стрельба из автомата [тут разговор переходит на другую тему – Р.Б.]”.[47] Некоторые считают, что проблема связана с непрофессионализмом местного муэдзина: “...у этого сейчас нету голоса. Чтением азана ты наполовину должен влюбить человека в это дело. А происходит… Одним словом, людей настроили друг против друга. <...> Мы должны записать на кассету, и тот голос, который читает азан, должен быть приятен, <...> а у него голоса нету, и когда читает – на что похоже?! <...> Здесь нормальное что-нибудь установите, и тогда посмотрим, кто сюда придет!”.[48] И тем не менее большинство местных жителей не приемлют громкое чтение азана, считая, что “настоящий верующий должен иметь часы и на них ориентироваться”. Все это указывает не только на потерю традиции, но и неприемлемость “незнакомых” ритуалов, нарушающих привычный быт. Как видно на примерах, взаимодействие сегодняшней повседневности с религией имеет разные социальные последствия в горах (где они взаимосвязаны) и на равнине (где их взаимодействие нередко влечет за собой конфликты).

Важной частью мечети является место омовения. В Аджарии встречаются специальные помещения для омовения – “шадревани”.[49] Очень часто именно здесь собираются люди для обсуждения насущных проблем.[50] Омовение, или очищение, в исламе, как известно, является важнейшим требованием для верующих. В Аджарии ритуальная проблема чистоты, взаимодействуя с местными традициями и обычаями, приводит к интересным результатам. Как указывает Д. Микеладзе, распространение ислама привело к появлению в жилых домах дополнительной комнаты “абдесхана”.[51]

Мы обратили внимание на значение чистоты в повседневности. Хочу заметить в связи с этим, что население для отправления нужд использует традиционный туалет, где для очищения используют воду. В горной части из-за хозяйственных надобностей туалет и стойло скота планируются вблизи приусадебного участка для улучшения качества почвы традиционным способом.[52] В равнинной части сформировался другой тип туалета, где используется туалетная бумага, а планировка мало учитывает хозяйственные нужды.

 Чистота и использование воды, как стало понятным из бесед с информантами, являются важным критерием различий при сопоставлении населения гор и равнинной части. Для пояснения я хотел бы привести цитату из интервью с учителем школы в горном селении: “В исламе заложено множество чистот: обрезание, умывание, тренировка [во время молитвы]. Это правильная и стройная религия. Мы используем воду в туалете, это и чистота и здоровье. И где же это видано, чтобы люди не умели очищаться, они используют бумагу. Это нечистоплотность, <...> нельзя вводить в свою семью женщину с низовья, чистоту не знают, не умеют чистить тело, грязные они. Только разными духами обольются и ходят завонявшиеся. Пусть они посмотрят на настоящую очистку тела <...>“.[53] Работая в другой горной общине, ведя беседу о репрессиях по отношению к священнослужителям, я записал следующий рассказ: “...Однажды хаджи Хусейн эфенди с большого моста когда шел к джаме, он был уже на полпути, а они ждали его на втором этаже (сотрудники НКВД – Р.Б.) и наблюдали за ним. А тот на дороге нашел отрывок газеты со снимком Ленина, посмотрел, очистил и положил рядом для сохранности. Подошел к джаме, и его там схватили. На допросе спросили: “Что ты там взял и очистил?”. Подняли и посмотрели, что это снимок Ленина. “Почему сделал?” “Это наш правитель, и почему должны на него наступать, это грех”. Надписи, на все надписи наступать запрещено, наступать на него нельзя, неважно, на грузинском или русском. Если бумагу с надписями ты возьмешь в туалет и используешь, ты не человек. Нельзя, это большой грех. Там разные истории записаны, и хорошие, и плохие, всякие. Правила нельзя не уважать. Если со снимками – там вообще любой разговор лишний<...>“.[54]

Как мы видим, те элементы быта, которые так или иначе касаются ислама и признаются общиной частью ее субкультуры, становятся фактором, влияющим на другие аспекты повседневной жизни. Вместе с этим невнимание к этим элементам, или отрицательное отношение к ним, может привести как к непониманию, так и, в более принципиальных случаях, к определенной негативной реакции на человека. Напротив, в равнинной части следствием слабой религиозности стало совершенное игнорирование подобных обычаев за счет принятия и распространения “городской” традиции. Я старался собрать сравнительный материал в равнинной общине. Из дневника: “Подойдя к мечети, я завел беседу с собравшимися на молитву верующими. В это время один из них возвращается и говорит всем, что в туалете полно бумаг, и тут все стали обсуждать и говорить, что “снова упустили”, “на что это похоже”, и объяснили, что ничего не могут с этим поделать”.[55] Позже в беседе он отметил: “По вопросу о чистоте в туалете, у нас такая система: люди используют газеты, а мы погибаем. Почти ни один из детей не использует воду. Со стороны моей дочери люди пришли в гости, и я кричу на них, чтобы соблюдали чистоту, но там такая же ситуация, хотя и в доме то же самое”.[56]

Важным элементом быта, традиции, религии является одежда, точнее правила и требования по обращению с ней. Мне удалось собрать довольно интересный материал, но из–за ограниченности места здесь я в общих чертах лишь проанализирую “женскую часть” традиции. Тот же информант, который с жаром обсуждал чистоту в исламе, продолжил свою мысль уже по поводу одежды: “Хорошо, когда у женщины есть чадра и она накрыта, хотя и за чадрой происходят всякие вещи, но когда все случается без утайки и женщины раздетые – что же это такое? А у этих иначе, и они проявлчяют тем самым таже и уважение к старшим, и к свекру со свекровью, и это лучше. Чадра обязательна для женщин. Вот, например, когда по телевизору идет реклама, где голая женщина из воды выходит, и с нее все течет, это для нас совсем не годится. Это развратило молодежь. <...> Сейчас 80% женщин, выросших в городе, нельзя в семью приводить. <...> Здешняя женщина на пляже в купальнике не появится, нельзя, чтобы появилась, это запрещено – грех... [Разговор перешел на темы семьи и женитьбы – Р.Б.]”; “...мусульманин вообще должен создать семью с мусульманкой, но бывали случаи, когда, наоборот, здешние женились, и семьи разрушались. <...> Местная девушка ну очень редко выйдет замуж за христианина [здесь: жителя равнинных селений – Р.Б.] <...>. Не молилась, не работала, не мылась, и потому это разрушило семью. Неисполнение здешних правил привело к разрушению семей, <...> нигде это не оправдано, чтобы разрушались семьи. В семье один молится на Коране, а другой – Христу, это несовместимо для семей. Семья должна быть единая. Женитьба на христианках не понравится и соседям, но они внешне не будут выражать своего отношения. Но про себя думают: я твой друг, но я знаю, какой ты мне друг”.[57]

Интересно, что ограничения на выбор одежды особенно заметны в горном селении, где ношение головного убора для женщин является обязательным. Объясняя это, один из информантов отметил, что “по законам ислама, женщина должна соблюдать предписания ислама, закрывать лицо, и вместе с тем это приходит в противоречие с исламом, потому что я не смогу прочесть ей молитву Джаназа”.[58] Ничего похожего в равнинных селениях мне услышать не пришлось. Здесь, вероятнее всего, влияет фактор множественной занятости женщины в разных областях жизнедеятельности (быт, семья, работа и т.д.), что, в конечном итоге, и влияет на идентичность, формирующуюся под влиянием сосуществования в различных сферах с самыми разными социальными правилами. И если этот круг ограничивается общиной с ее ограниченной мобильностью, то доминируют местные традиционные законы (адат), которые надолго консервируются из-за неразвитости коммуникаций. Эта особенность, на которую указывали Е. Ле Руа Ладюри и Ф. Бродель как нельзя лучше характеризует описываемый феномен: “Разные социальные группы (городские и сельские, метрополия и провинция) и разные культурные сферы и ареалы (религиозная, политическая, экономическая) не обязательно меняются в одно и то же время”.[59]

Вообще разделение труда на женский и мужской в горной Аджарии заметно с первого взгляда.[60] Исходя из особых хозяйственных условий, там жестко фиксируется женская и мужская сфера, в частности, в том, что касается отгонного скотоводства.[61] В подтверждение этого я хочу привести одно свое наблюдение, характеризующее глубокое взаимодействие традиций, обычаев и религии. Из дневника: “В доме я беседовал с хозяином. Во время нашего разговора несколько раз постучали в дверь. Я подумал, что хозяин из-за меня, из-за уважения к собеседнику, к гостю не замечает этого, потому сказал: “По-моему, стучат в дверь?!”, на что он ответил: “Если стучат, то это, наверно, женщина, поэтому моя жена откроет”. “Это как?” – переспросил я. “Если бы был мужчина, он бы позвал по имени”.[62] Похожие случаи встречались довольно часто.

Сопоставление этих двух особенностей еще раз подтвердило, что жители горных селений серьезно относятся к традициям, связанным с исламом, что не находит поддержки у населения равнины.

Затрагивая тему мусульманского духовенства, работающего в Аджарии, следует отметить, что в большинстве его представители имеют невысокий уровень образования, поэтому, в основном, они выполняют функции имама – ведущего молитву. Лишь малая часть духовенства – главным образом, руководящий состав – подготовлена настолько, чтобы со знанием дела руководить общиной. В больших мечетях одновременно работают несколько имамов, а в малых несколько функций одновременно выполняет один человек (например, муэдзин, кассир, сторож и т.д.). Нужно отметить, что духовенство, кроме чисто религиозных функций, в разной степени выполняет и отдельные так или иначе связанные с исламом действия, указывающие тем самым на степень “нормализации ислама” в обществе, как это определил А.Малашенко.[63] В горной общине имамов приглашают на разные мероприятия, в основном, по причине знакомства и уважения к ним. В равнинной части, – по мере потребностей (как правило, для выполнения ритуала Мавлюд[64]). В общих чертах можно сказать, что основная сфера деятельности духовенства – это праздники, исполнение ритуалов, связанных с похоронами, свадьбой и – в меньшей степени – рождением и “крестинами”. Особенно важно то, что, по моим наблюдениям, духовенство также приглашают для урегулирования вопросов, связанных с землей, имуществом, колдовством и изредка с семейными проблемами.

Часть функций характерна для обоих регионов. В горной части из–за повышенной религиозности прибавляются дополнительные функции (семейные и имущественно–земельные проблемы), тогда как в равнинной части акцент делается на религиозные практики. Эта специфика видна и в следующей цитате: “...поэтому там [в горных селениях – Р.Б.], в селениях, потому что пожилых людей больше, они вместе и гораздо сплоченнее, большее влияние имеют родственные связи. Поэтому там более доверяются мечети. Здесь [в равнинных селах – Р.Б.] разные люди, и родственники в отдалении, люди разные, поэтому что они должны делать? С другой стороны, там все исповедуют одну религию, а здесь может возникнуть проблема, человек может быть православным, католиком, или вообще неверующим”.[65] Нужно отметить, что религиозная жизнь в равнинной части менее разнообразна, поэтому основной ритуал, который исполняется в равнинной части – Мавлюд, празднование дня рождения пророка Мухаммеда. В Аджарии этот ритуал проводится и в другие дни, на что указывает имам местной мечети: “То, что мы называем месяцем Мавлюда – день рождения пророка Мухаммеда. В те дни приводят людей для чтения, для агитации <...> настолько часто, что ежедневно не справляется иногда и четыре ходжи. Здесь четыре ходжи, и еще, кроме того, имеется несколько самоучек, в некоторых семьях есть ученые люди, которые читают, но, несмотря на это, в месяц Мавлюд мы все равно не справляемся. Это основной ритуал, который люди выполняют”.[66] Кстати, в горной части этот ритуал не имеет особого значения, кроме чисто религиозного.

Очень часто в равнинной части люди не понимают смысла ритуалов, и считают их “богоугодными”, “благодатными” и т.д., которые “нам порекомендовали, чтобы мы выполнили”. Очень часто Мавлюд или чтение Корана проводят для больных, покойников и т.д. Ниже я приведу одну запись, которая наглядно объясняет довольно распространенное в равнинной части отношение к ритуалам и духовенству. “Во двор мечети, покуривая сигарету, вошел мужчина среднего возраста. Он поздоровался и спросил “Вы здесь работаете?” “Нет, а в чем дело?” “А где ходжи?” “Они сейчас молятся <пауза>, а в чем дело?” “Нет, просто хотел взять для чтения Мавлюда”. После короткой паузы я спросил: “А в чем дело: все в порядке, что–то случилось или просто хотите, чтобы прочел Мавлюд?” “Да ничего, просто моя сестра скончалась, а сегодня у нее день рождения. Соседи, люди порекомендовали, что хорошо будет, если прочитают. И вот я пришел”. – “Вы кого–то конкретного ждете?” – “Нет, для меня все равно, я не различаю их”. – “Понятно, N нет на месте, а остальные на месте будут”. – “Хорошо. – <через некоторое время мы вернулись к разговору> – Вообще я не верю в таких ходжей, которые после 40 лет начинают молиться и читать. До того он мог заниматься разбоем, воровством и т.п., а после 40 лет стал служителем. Бог меня простит, – говорит. Что простит Бог?! И Бог не простит и другие! У меня случай был, я в больнице лежал, и ко мне один из них подходит, и говорит: я тебе лекарства куплю. То лекарство 25 лари[67] стоит. Но я отказался, я ему что, попрошайкой кажусь, что ли? Потом подумал: не отбирал, не просил, не настаивал и дает. Позвал – “покупай”. Потом спросил его: “Как давно вы стали ходжей?”. А он ответил: “Так, после 40 лет”. Тогда я сказал: “Давай <…>[68] отсюда”. Извини, я здесь такое не должен говорить… и он обиделся и вообще ушел, но почему они туда пришли после 40 лет? Сначала воровали, разбойничали, а потом стали священнослужителями. Бог нас простит. Не-е, они и там хотят деньги делать и разбойничать”.[69]

По сравнению с равнинной частью имам в горной части, помимо выполнения чисто религиозных функций, часто играет роль представителя общины или востребован для урегулирования споров (например, земельных или имущественных, как уже упоминалось выше). Как мы видим, религиозность прямо символизируется положением духовенства, отношением к нему и в “ритуализации” повседневности. Можно сказать, что этот момент является самой выразительной и показательной особенностью, характеризующей религиозность в общине.

Сегодня в Аджарии можно выделить три группы духовных лиц. Во–первых, это “традиционалисты” (в основном, люди более старшего возраста) Они получили образование в советский период, поэтому сопоставляют религиозные нормы с элементами ограничений, характерными для того периода, к чему добавились и некоторые современные представления. Дополнительное образование они получили, в основном, с помощью литературы и в меньшей степени на специальных курсах повышения квалификации. Это выражалось и в проводимых ими ритуалах. Как нам рассказал один из молодых имамов: “Например, когда я приехал из Турции, в день 10-15 мест обходил, потому что все хотели молодого увидеть, послушать. Фактически старые люди говорили по–услышанному, то есть как им рассказывали просто. У старых людей заметно было самообразование. Не могли проводить агитацию, не знали, о чем говорить”.[70]

Другая группа – это новое поколение, которое получило образование в конце 80-х и в течение 90-х годов. Эти люди вместе с практическими навыками обладают теоретической подготовкой, что придает их суждениям больший вес. Среди них встречаются энтузиасты нововведений и изменений, как на практике, так и в теории. Третья группа – переходная, которая учитывает обе позиции. При этом возраст не является здесь определяющим критерием. Интересен тот факт, что желающие получить религиозное образование, в основном, живут в горных селениях, поэтому число общин с новыми идеями увеличивается именно в горной части, либо через ее жителей.[71]

Хотя основные требования к верующим, связанные с мечетью и духовенством, не носят обязательного характера, однако прослеживается явная связь между религиозностью общины и финансированием мечети. Плата за религиозные услуги прямо указывает на это. С другой стороны, существование мечети зависит от тех обязательств, которые община берет на себя. Так, в одном селении, где действовала медресе, по замечанию местных жителей, ранее шел разговор о строительстве мечети: “У нас столько домов, и как – не сможем ее содержать?! Но потом сказали, что с ней столько расходов связано, что мы точно не сможем их покрыть, и поэтому решили медресе построить”.[72] Параллель провел один религиозно образованный молодой человек: “Кто покроет расходы, это и есть главный вопрос, потому что у нас существует тот момент, что ислам слаб, среди людей ислам не силен, что такое ислам, люди не знают. Это мы видим, и чтобы среди людей укрепился ислам и чтобы они знали хороший ислам, надо, чтобы кто что может, смог и захотел помочь. Чтобы знал человек, чем прислужить, и чтобы человек со своих доходов что надо – садака[73], или закят[74], или другое, знал, куда и кому должен заплатить”.[75]

Хозяйственные и финансовые аспекты требуют детального анализа, потому что чем сильнее ислам в общине, тем больше ожидается ее участие в религиозной жизни. В горной общине, несмотря на сложное положение, повсеместно действует неофициальный налог в пользу мечети. Его называют “везифе”, или просто “джамис пара” [переводится как “деньги мечети” – Р.Б.]. Его размер и периодичность определяются меджлисом, органом, действующим при мечети. В основном, это подомный налог в размере от 2,5 до 5 лари в год. Его собирает или кассир, или представитель конкретной части поселения в меджлисе, или население само платит в определенный день. Какие–то средства поступают в праздничные дни от пожертвований, хотя их объем в обеих общинах невелик.

Важное замечание надо сделать касательно равнинной части. Здесь налога не существует, а основной доход, как отметил имам, составляет шкура жертвенного животного, которую жители сдают в мечеть (потом ее от имени мечети продают). Других доходов мечеть практически не имеет, поэтому если возникают проблемы, то обращаются к центральной мечети. В этом смысле центральная мечеть – основной финансовый центр мусульманской общины Аджарии. Она ищет, собирает и аккумулирует все ресурсы, а также направляет их на реализацию своих целей. Центральная мечеть, в том числе платит зарплату учителям медресе, хотя и, как оказалось, не всем. Как видим, анализ финансов мечети четко обозначает границы влияния ислама на население в разных частях региона.

Для лучшего представления о специфике ислама в Аджарии, я коснусь также еще одного института, который напрямую влияет на воспроизводство религии. Речь идет об образовании вообще, и конкретнее, о религиозном образовании. В горной части региона очень низкое качество школьного обучения, очень мало квалифицированных учителей. В основном, в школах работают выпускники этих же школ, которые постепенно повышают свою квалификацию заочно в Батумском государственном университете. Интереса к образованию у населения нет, поскольку мало шансов потом получить работу по специальности. Если среди школьников и возникает интерес к знанию, то он быстро угасает в связи ограниченностью доступа к высшему образованию и к дальнейшему его применению.

В этой связи единственная форма образования, которая имеет “практическую” направленность и наиболее вероятную востребованность, это религиозное образование. Еще с раннего детства в семье дети начинают постигать основы веры, ритуалов и т.д. К тому же, для детей важно и то, что в семьях, в основном, полностью выполняются все требования, связанные с религией, а во время праздников и поста дети невольно в них вовлечены. При постоянном контакте и наблюдении за религиозной жизнью дети быстро усваивают религиозные представления. Большинство жителей хорошо знают почти все обязательные ритуалы, молитвы и т.д. В общине действует широкая сеть неофициальных религиозных школ, где молодые люди повышают свои знания. Определенная часть молодежи стремится к карьере, для чего поступает в религиозные школы более высокого уровня, что имеет и практическую ценность. Вместе с семейным воспитанием все это приводит к увеличению числа верующих. Поскольку в горных селениях проживают только мусульмане (не считая некоторого числа неверующих), то отсутствует и проблема общения с представителями “другой культуры”, что могло бы привести к осложнениям при формировании единых для всех правил повседневности.

Как я уже отметил, медресе используется не только для образования, но и для молитвы. В Аджарии обучение в медресе, несмотря на название, носит начальный характер. Они действуют неофициально, в том числе несколько медресе с довольно высоким уровнем подготовки. Финансируются медресе за счет общины и центральной мечети (последнее не всегда). Вместе с тем существуют и альтернативные источники (в том числе зарубежные). Образование бесплатное. Дети обучаются начальным теоретическим и практическим основам религии. Помещение класса состоит большей частью из несколько парт, стульев и доски. Иногда обучение ведется без мебели.

Для более детальной картины приведем слова учителя одной горной медресе. “Здесь в медресе мы как учим, так и молимся. Летом мало учеников, потому что народ в горы уходит [выгоняет скот – Р.Б.] <...>. Мы здесь учим, как читать Коран, как должен молиться, как должен себя вести. Учим ритуалам очищения, более взрослых учим ритуалам, связанным с покойником, хотя здесь больше маленькие ходят, и таким вещам учат в главной медресе[76] <...> мы сейчас не касаемся школ, у нас обучение в субботу–воскресение, кроме того, выделяем любой один день, чтобы дети и там учились, и не мешало им обучение у нас. <...> Мы тут учим арабский язык, язык Корана. Кроме того, сам Коран и всякие книги такого рода. Урок у нас здесь идет так: задали мы ему, например, выучить одну молитву. Когда ему зададим урок, то и поможем прочитать, так как он должен сдать. Он пойдет домой, потом придет, и снова должен прочесть. У другого ученика другой урок. Одни, например, учат азбуку, другие – чтение. Все вместе сидят, но все учат разные уроки. Урок начинается, например, в 10 часов. Я иду в медресе, зажигаю огонь, если холодно. Жду, и потом приходят дети. Придут двое-трое, и начнем, потом подойдут и другие. Сначала проверяю, потом задаю новый урок. Утром начинаю, и вечером заканчивается обучение. Если учеников 30, то продолжается 6-7 часов, и более <...> если не выучит, оставим тот же урок. Мы заново повторим и научим. У нас наказания нет, оценки не пишем, хотя некоторые, может, и пишут. Если не выучил – скажешь, чтобы выучил. У нас оценки ставятся только для того, чтобы подбодрить ученика: “он получил пятерку, и я получу”, может лучше выучит. Если не выучит, плохого не скажем, чтобы его не обидеть и чтобы он учиться хотел. <...> У молодежи сейчас мало желания учиться. Когда я учился, тогда даже и женатые ходили и учились, а сейчас такие не ходят, и так уже длится три года”.[77] Как видно из приведенного примера, религиозное образование играет важную роль в горной общине. Причиной того, что “женатые” больше не учатся, является как низкий брачный возраст, так и уменьшение интереса к религиозному образованию, что вызвано распространением знаний среди населения (хотя не отрицаю и возможного падения интереса к религии).

В равнинной части уровень школьного образования более высокий по качеству с ясно очерченными перспективами для учащихся, т.е. нетрудно получит высшее образование и найти ему применение. Это влияет на светскую направленность образования. Хотя среди населения есть желающие обучать детей в религиозной школе, но она сегодня не функционирует. Дети имеют очень слабые религиозные знания или вовсе их не имеют. Примерно то же можно сказать и о населении в целом. Особенно следует отметить, что в селении проживают и мусульмане, и христиане, и приверженцы других вероисповеданий. Однако каких–либо проблем в связи с этим не возникает, и фактический мультикультурализм на фоне общей толерантности препятствует развитию религиозного фундаментализма.

В равнинном селении обучение сейчас не ведется за неимением площади. Как отметил местный учитель медресе, раньше, когда обучение велось, то из местного министерства образования пришло указание о прекращении обучения, переписи всех учеников медресе и их отчисления из школы: “У меня были некоторые затруднения. Был тогда у власти министром N, и издал он указ, чтобы мы не учили детей религии”.[78] На сегодня население к религиозному образованию относится с пониманием, но акцент делает на светское обучение. Слабое знание религии влияет и на слабое выполнение религиозных требований, а если некоторые из них и выполняются, то с большими ошибками. Поэтому для выполнения ритуалов люди вынуждены приглашать духовных лиц и платить им за услуги. В горном селении финансовая плата за ритуалы считается неприемлемой, так как многие разбираются в религиозной практике, и никого не приходится приглашать. К тому же жители считают, что обязанность любого верующего помогать соседям в этих делах. В равнинном селении это становится причиной усиления недоверия к духовенству.

Резюмируя все вышесказанное, можно сделать ряд выводов. Число и особенности мечетей указывают на их серьезную роль в каждодневной жизни местного населения. Нужно отметить, что по направлению от труднодоступных селений к городу отношение к мечети меняется от решающего значения до полного игнорирования. Отдельные религиозные обычаи настолько связаны с бытом и повседневностью, что население гор считает их своей особенностью, а отход от этих правил вызывает определенную дистанцию. В равнинной части население относится к мечети и религии, исходя из практической полезности, и если ее деятельность нарушает привычный ритм, то жители выражают недовольство, что указывает на слабую религиозность.

Духовные лица делятся на три группы – традиционная (более старшая по возрасту и консервативная), молодое поколение (образованное и по-новому мыслящее духовенство) и переходная группа, которая учитывает обе позиции. В горной общине влияние духовенства большое, тогда как в равнинной части взаимоотношения ограничиваются проведением обязательных ритуалов. Слабость религиозного образования вынуждает равнинное население платить за религиозное обслуживание, а нередко ритуалы выполняются вслепую или для показательной демонстрации. В горах же выполнение ритуалов считается личным и богоугодным делом.

Проведенное исследование показало, что в историческом плане ислам в значительной мере повлиял на местные представления, культуру и быт. Отдаленность от города и слабость коммуникации способствуют консервации определенных элементов религиозно-бытового характера. И, напротив, при повседневном взаимодействии с другими культурами, и особенно с городом, происходит быстрая трансформация традиционных представлений и практик.