«Протест по-азербайджански»: национальный язык в борьбе с национализмом

Слишком личное

 Этот текст пишется долго, мучительно, будто сопротивляется. Все приходящие на ум мысли кажутся банальными или спорными, а фразы, в которые я пытаюсь их облечь, –  фальшивыми и неубедительными. Отчасти потому, что на тему русского языка в этом контексте и так уже слишком много сказано. Но главным образом потому, что это слишком личная для меня тема. Русский – мой родной язык, хотя я чистокровная азербайджанка. И, как для любого пишущего человека, пространство языка играет для меня очень важную роль. Не зря людей пишущих принято репрезентировать, в первую очередь, по языковому принципу, который далеко не всегда совпадает с их национальностью, местом рождения или проживания. Поэтому, например, еврей Франц Кафка, родившийся на территории бывшей Австро-Венгрии и нынешней Чехии, – это, в первую очередь, немецкоязычный (но не немецкий!) писатель. И вряд ли он перестал бы писать по-немецки, даже если бы дожил до 1939 года и бежал от Холокоста в США, как многие другие евреи.

Кстати, о немецком. Это ведь не «язык Кафки», не «язык Гёте» и не «язык Гитлера». Английский – не «язык Шекспира», не «язык Хемингуэя» и не «язык Трампа». Так и русский сам по себе – это не «язык Пушкина» и не «язык Путина», не язык «великой литературы» и не «язык советизации». Это языки, которыми миллионы разных людей пользовались в разное время и в разных целях. Ни один язык не предназначен специально для порабощения или специально для того, чтобы писать на нем поэтические шедевры. Пусть даже на эмоциях сейчас признать и принять это непросто.

Но в этих бурных спорах я имею право голоса хотя бы в силу того, что, вообще-то, являюсь одной из тех самых «жертв колониализма», об интересах которых все так заботятся. И процесс языковой деколонизации, в первую очередь, тоже касается именно таких, как я, – тех, для кого в силу исторических причин русский язык стал родным. Пусть это неправильно, но это уже свершившийся факт. И я никогда не жалела о своем русскоязычии: глупо жалеть, что естественным образом свободно владеешь одним из самых распространенных в мире языков. А стыдиться собственной языковой идентичности, не имеющей никакого отношения к идентичности политической, и стремиться отречься от нее в угоду текущей политической ситуации – это значит в очередной раз становиться пешками в чужих геополитических играх, позволять кому-то решать за тебя.

Как назло, одну из самых близких мне позиций по этому поводу озвучил не какой-нибудь профессор Сорбонны, исследователь творчества Есенина (интересно, такие вообще существуют?), а бывший глава МВД Украины, этнический армянин Арсен Аваков. «Русскоязычный украинский националист», как он сам себя называет. С другой стороны, возможно, из уст конкретного украинского националиста, армянина по происхождению, это звучит даже авторитетнее, чем из уст гипотетического западного профессора… В общем. Еще за год до войны Аваков сказал, что «русский язык не принадлежит Российской Федерации» и это «не торговая марка с правом полного распоряжения». Что любой язык живет и развивается в мире его носителей, а мир носителей русского языка отнюдь не ограничивается границами РФ. И что пора бы лишить Россию монополии на русский язык, вместо того, чтобы добровольно ей эту монополию отдавать. И как бы я ни относилась к Авакову в целом, тут я с ним полностью согласна.

Но в данном случае речь не о нашем с Аваковым ревностном стремлении отстоять свое русскоязычие. Если даже допустить, что лингвистический национализм и лингвистическая деколонизация через отказ от имперского языка – это не просто модный тренд, а в некоторых случаях действительно нечто конструктивное, нужное и осмысленное, то к Азербайджану на сегодняшний день это все равно неприменимо. Поскольку в Азербайджане сложилась такая ситуация, когда стремление к национальному развитию в значении развития общества и страны несовместимо ни с каким видом национализма, в том числе и лингвистическим.  

«Выбиться в люди»

Основное население поселка Сураханы в 17 км от Баку составляют таты – персоязычный народ, живущий в Азербайджане с незапамятных времен и почти полностью ассимилировавшийся. Но собственный язык, парси, некоторые из них все еще помнят. Например, 58-летний журналист Шахин Рзаев:

«Дома у нас говорили на парси, а в школе я учился на азербайджанском. Но и русский нам тоже, конечно, преподавали. Хотя говорить по-русски я  мог еще до школы: смотрел мультики, и родители учили. В результате все эти три языка для меня родные. И я не понимаю тех, кто хвастается незнанием русского языка. Умные люди вообще не должны бравировать незнанием и нежеланием знать что-либо. Но, увы, есть сейчас такая тенденция».

Недавно Шахин поинтересовался у матери, почему родители так старались, чтобы он владел русским. «Чтобы в люди выбился», – ответила она. Примерно этим же принципом руководствуются и современные азербайджаноязычные родители, отдавая детей в русскоязычные классы, или в «русский сектор», как называют это в Азербайджане.

По официальной статистике за 2023 год, на русском языке в государственных школах Азербайджана обучаются около 160 тысяч детей. Не то чтобы очень много для 10-миллионной страны, но в полтора раза больше, чем пять лет назад. Это не означает, что все они воспринимают русский язык как родной (так же, как для учеников частных англоязычных школ не становится родным английский), но свидетельствует о растущей востребованности русскоязычного образования. Русский сектор для своих детей все чаще выбирают абсолютно азербайджаноязычные семьи: верят, что образование там лучше, да и знание русского языка в жизни пригодится, так почему бы ребенку не выучить его за казенный счет.

На деле же качество русскоязычного образования оказалось в обратной пропорции к количеству желающих его получить: на столько учеников просто не хватает учителей.

«У моей дочки в классе 48 человек. О каком качестве обучения может идти речь, если учитель в течение урока не может уделить каждому ребенку хотя бы по минуте? Правительство не закрывает русский сектор, но и не обеспечивает его кадрами. Просто пустили все на самотек. Но у русского сектора все же есть свои преимущества. Например, детей там не заставляют декламировать стишки в честь дня рождения Гейдара Алиева, нет настолько воинственной националистической пропаганды и такой муштры, как в азсекторе», – говорит 45-летняя Самира Ахмедбейли.

Двуязычный национализм

Самира очень не хочет, чтобы ее 8-летняя дочь выросла русскоязычной. Но еще больше ей не хочется, чтобы девочка стала националисткой. И в этом – существенное отличие от Азербайджана от многих его постсоветских соседей. 

Пожалуй, наиболее показателен в этом смысле пример Беларуси, где языковой национализм, как и национализм как таковой – признанная составляющая протеста против авторитаризма. В Азербайджане же понятие «национализм» и все его производные («единство нации», «национальные интересы» и т.д.) имеют для протестно настроенной части общества исключительно негативную коннотацию, так как режим использует эти понятия, в первую очередь, для милитаристской пропаганды и укрепления собственных позиций. Да и традиционная оппозиция в этом плане тоже недалеко от властей ушла.

«Режим, фактически, апроприировал понятия «национализм», «национальное единство» и тому подобное. Поэтому сегодня в Азербайджане быть диссидентом означает, кроме прочего, выступать против любого национализма, включая лингвистический», – объясняет историк Алтай Геюшев. 

В свою очередь, русскоязычие в Азербайджане зачастую прекрасно сочетается с яростным национализмом и лояльностью властям (которые, если уж на то пошло, тоже изначально русскоязычные).

Если до Второй карабахской войны и бытовало мнение, что русскоязычные азербайджанцы – сплошь «пятая колонна», которым наплевать на родину, то в сентябре 2020-го выяснилось, что это не так. Во всем, что касается карабахского вопроса, русскоязычные в соцсетях демонстрируют ничуть не меньшую категоричность и воинственный патриотизм, чем азербайджаноязычные. Можно даже сказать, что они встали в авангарде информационной войны, поскольку могут вещать на более широкую, зарубежную аудиторию и вести полемику с армянами, доказывая друг другу, кто тут не прав, с помощью богатого арсенала обсценной русской лексики.

«Думаю, для многих из них это был способ в кои-то веки почувствовать себя частью общества. Доказать себе и другим: я свой, я настоящий азербайджанец, хотя и русскоязычный», – предполагает 31-летний фотограф Орхан Султанов, заметивший, как после возобновления боевых действий в Нагорном Карабахе резко подскочил уровень патриотизма его абсолютно аполитичных до того момента русскоязычных друзей.

Русскоязычные медиа, кстати, тоже почти полностью проправительственные и подчеркнуто озабочены национальными интересами, включая информационную войну.

Впрочем, преподаватель Педагогического университета Шалала Мамедова полагает, что нельзя делать выводы, ориентируясь лишь на медиа и соцсети. По ее личным наблюдениям, большинство русскоязычных азербайджанцев – особенно старшее и среднее поколения, заставшие период, когда в Баку еще жили армяне, – никогда не поддерживали военное решение конфликта и не подвержены армянофобии. Другое дело, что они предпочитают держать свое мнение при себе:

«Все знают, что публичное пространство в Азербайджане подконтрольно и высказывать позицию, противоречащую официальной позиции властей, в нем опасно. Вот почему в соцсетях встречаются в основном ура-патриотические посты и благодарности президенту. Это касается и русскоязычных, и азербайджаноязычных пользователей. С учетом существующей в стране цензуры и самоцензуры, об истинных настроениях общества можно только догадываться».

Таким образом, авторитаризм и национализм в Азербайджане – двуязычные. В противостоянии им языковой фактор роли не играет, а деление на своих и чужих происходит по идеологическому принципу.

«Протест по-азербайджански»

 Актуальный «протест по-азербайджански», каким видят его независимые группы и организации, включая возглавляемый Алтаем Геюшевым Baku Research Institute, не подразумевает лингвистическую деколонизацию ради деколонизации. И, признавая важность азербайджанского языка для дальнейшего развития общества, они выступают против противопоставления его любому другому языку, сакрализации и приравнивания к гражданской позиции. На их взгляд, лучшее, что сейчас можно сделать для азербайджанского языка и посредством него для общества в целом, – это создавать азербайджаноязычный контент, продвигающий соответствующие идеи, включая критику национализма и развенчание некоторых национальных мифов. Так, например, летом 2023 года издательство Egalite перевело и опубликовало книгу британского историка Эрика Хобсбаума «Нации и национализм после 1780 г.» (Nations and Nationalism, 1991), а Baku Research Institute регулярно публикует оригинальные и переводные академические статьи на темы, которые в азербайджаноязычном инфополе прежде практически не затрагивались.

Но на отсутствие качественного азербайджаноязычного контента, особенно, научных материалов сетуют далеко не только диссиденты-маргиналы. По мнению самого известного в стране книгоиздателя Шахбаза Худуоглу, за 32 года независимости на азербайджанском языке не была создана нормальная система образования, нет  качественных учебников, то есть получить полноценные научные знания молодежь может, только если владеет иностранными языками: тем же русским, английским или турецким.

И это при всем желании нельзя списать на козни России, Запада, Турции, масонов или инопланетных злопыхателей; это внутренняя проблема Азербайджана, точнее – часть комплексной проблемы.

Даже качество переводной художественной литературы – по словам того же Шахбаза Худуоглу, который сам же эту литературу издает, – оставляет желать лучшего. Сказывается отсутствие профессиональных литературных переводчиков и института художественного перевода как такового.

«В моем детстве и отрочестве даже в нашей поселковой библиотеке полки ломились от переводной литературы, и качество перевода было очень хорошим. А когда в начале 90-х Азербайджан перешел с кириллицы на латиницу, все эти книги в прямом смысле снесли на свалку», – вспоминает Шахин Рзаев.

Турецкий след

 Переход на латинский алфавит в Азербайджане начался после обретения независимости, в 1992 году, и занял около 10-ти лет. Поколение, которое пошло в школу в этот период, научилось читать уже на латинице, а книг, напечатанных латиницей, пока не появилось. И даже если они знали кириллицу, то все равно столкнулись с дефицитом литературы, особенно академической, и вообще какого-либо контента. Те, кто все же хотел что-то читать, смотреть и слушать, приноровились делать это на турецком, да так и выросли в турецкоязычном информационном пространстве.

В итоге одни из них стали адептами турецкой поп-культуры, другие ударились в пантюркизм, а на третьих повлияли стихи левого турецкого поэта Назима Хикмета, переводы Фуко или Маркса. Вторая категория отлично вписалась в нынешнюю азербайджанскую действительность: ведь современный азербайджанский национализм именно «тюркский»; власти и даже в еще большей степени оппозиция при каждом удобном случае напоминают, что азербайджанцы и турки – братья, что мы «одной крови» и должны держаться вместе, чтобы противостоять чужакам и недругам. А представители третьей категории, наоборот, стали левыми (или не очень левыми) антинационалистами.

А турецкий язык между тем продолжает влиять на разговорную речь азербайджанцев, причем незаметно для них самих в силу того, что языки родственные и похожие. Декан университета иностранных языков, переводчик с итальянского Бановша Мамедова замечает, что многие ее студенты то и дело употребляют турецкие слова, даже не осознавая, что они турецкие, а не азербайджанские.

Ненадежная валюта

«Литература, театр – в этих и многих других областях национальное в Азербайджане существует как островок, оторванный от развитого мира. Есть множество талантливых молодых людей, но они отстают в своих знаниях и ценностях, поскольку нет азербайджаноязычных источников, откуда эти знания и ценности можно было бы почерпнуть. Надо сделать все это доступным для тех молодых людей, которые не владеют достаточно хорошо иностранными языками», – считает Алтай Геюшев.  

В последние годы все больше молодых людей (практически все, у кого есть интеллектуальные или финансовые возможности) едет получать бакалаврское или магистерское образование за рубеж:  в Европу, Штаты или, в крайнем случае, в ту же Турцию. Значительная часть из них уже не возвращается в Азербайджан, найдя своему заграничному диплому лучшее применение.

Но и для того, чтобы найти хорошую работу внутри страны, тоже нужно знание иностранных языков, как минимум русского. Хотя и это не гарантирует трудоустройства. Наличие родственных или дружеских связей – куда более простой и надежный вариант.

В свете всего этого азербайджанский язык продолжает оставаться «ненадежной валютой», на которую трудно «купить» себе хорошее будущее, «выбиться в люди». И это едва ли не главное препятствие на пути полноценного становления азербайджанского языка хотя бы в пределах самого Азербайджана.

Социолог Самира Алекперли напоминает, что практически все языки, которые принято сейчас называть «мировыми», стали таковыми именно потому, что изначально были колониальными:

«Английский, французский, испанский... Все эти языка распространились по миру через колониальную политику «стран-носителей». И та же колониальная политика позволила этим странам накопить достаточно ресурсов для развития, сделав свои языки привлекательными. Создать такие социально-экономические условия, при которых изучение имперского языка было выгодно. И сейчас, в процессе языковой деколонизации, также нельзя сбрасывать со счетов этот важнейший социально-экономический фактор».

***

…Этот текст писался долго, мучительно, будто сопротивлялся. За это время успела произойти «антитеррористическая операция» в Нагорном Карабахе, и армяно-азербайджанские споры в соцсетях запылали с новой силой. И спорят они, и матерятся, и обвиняют друг друга во всех грехах, опять же, в основном на русском языке, который для большинства из них остается наиболее комфортным лингва франка. На том самом языке, на которым еще относительно недавно общались в интернациональном советском Баку. Может, в самом деле, было бы лучше, если после развала СССР они бы его начисто забыли?.. Конечно же, это ирония. И, конечно же, я понимаю, что однажды так и произойдет: они его забудут, и, вероятнее всего, еще через 10-15 лет новые поколения армян и азербайджанцев будут дружить и ругаться уже только по-английски. Если, конечно, они все еще смогут дружить, а не только ругаться. И если к тому времени не произойдет что-то, что «девальвирует» и английский язык тоже…

P.S. Помнишь легенду о Вавилонской башне?.. А вдруг, на самом деле, все было иначе, и это не Бог разделил людей, заставив их заговорить на разных языках и рассеяться в разные стороны, а они сами стали использовать единый на тот момент язык для пререканий и взаимных обвинений? И Бог вынужден был принять меры, чтобы прекратить это безобразие… И с тех пор люди из века в век ищут свой утраченный общий язык.